«В горах дожди, в горах седое небо»…

Продолжение. Начало в № 72, 73-74, 75, 76, 77-78, 79, 80, 84

Мы доезжаем до верхней станции и выходим. Кто-то топчется по морене, выводящей к леднику, я смотрю на человека вдалеке и думаю, что он не дойдёт. Снега слишком много, а желание снять селфи не настолько большое…

Слева на склоне свежие майские лавины. По сравнению с архызскими они огромны, всё-таки это Центральный Кавказ, масштаб чувствуется во всём. Мы идём к лавинной пушке, испещрённой многочисленными автографами туристов. Досужие граждане постоянно поднимают и опускают ствол. Боюсь представить, что бы они делали, будь здесь оптика и БК…

Отсюда хорошо видны пик Туриста и дорога на ретранслятор. Склон почти сухой, а это значит можно прогуляться. Мы садимся на канатку и едем вниз. Я разглядываю гребень над скалой Монах, прямо отсюда, почти от канатки, на него можно «выскочить» по кулуару. Помню, что просчитывал этот вариант ещё в прошлом веке. Все остальные варианты гораздо серьёзнее. До низа я насчитываю четыре отдельные стены, из них можно сделать отличный скальный тренажёр. Альпинистские маршруты, мультипитчи, короткие сухие стены на несколько верёвок… Зачем я их разглядываю? Не знаю, наверное, просто по привычке ищу варианты прохождения, душа всё ещё зовёт наверх…

Спускаемся к машине, но Димка тянет нас в альплагерь «Цей». Я понимаю, что туда надо сходить, не сделать это нельзя, Димка не был в Цее 40 лет. Тогда он закрывал здесь значок по альпинизму. Это трудно представить, но я начал ходить по Цею в 1985 году, а Димка – в 1983-м.

Мы идём к альплагерю, ориентируясь по ярким табличкам, а я вспоминаю Визбора.

Вот и опять между сосен открылась картина:

Путь к небесам, что стенами из камня зажат.

Здесь на рассвет золотые взирают вершины,

И ледники, как замерзшее небо, лежат.

Эту песню Юрий Визбор написал здесь в марте 1984 года. Я приехал в Цей на следующий год, но Визбора уже не было. Я опоздал.

Мы подходим к воротам лагеря и видим женщину-администратора. Она любезно пускает нас, Димка разговаривает с ней, выясняя детали жизни лагеря, которых обычно никто никогда не замечает. Я вижу, что он, как хищник, идёт по следу своих воспоминаний. Вот здесь был наш корпус, тут спортивная площадка, а вот это – столовая. Я знаю лагерь «Цей» хуже, но вижу, что ему повезло гораздо больше других. Сохранена территория, какие-то корпуса снесены, площадки аккуратно зачищены, нет никакого мусора. Построены новые корпуса, но они бережно вписаны в рельеф, не выбиваются из общего фона и не портят общего пейзажа. Вызывает диссонанс только один корпус, построенный, судя по архитектурным особенностям, в 90-е годы, но брошенный на стадии отделки. Видно, что теперь его проще сломать, чем достроить, но на это пока никто не решился.

Мы находим бар, в котором проводят фестиваль бардовской песни «Цейский вальс». Здесь на сцене, как икона, висит огромный портрет Визбора, над барной стойкой – шестиструнная гитара. Бар называется «Панацея»...

Этот в белых снегах горнолыжный лицей –

Панацея от наших несчастий.

Мы не верим словам, но в альплагере «Цей»

Все мы счастливы были отчасти.

Эти строчки Юрий Визбор написал в марте 1984 года. Надо сказать, что фестивали проводят не только в баре. На территории лагеря оборудован зрительный зал под открытым небом, он может собрать большое количество участников, видно, что здесь чтут и сохраняют память о Визборе, и это как бальзам на душу после увиденного в альплагере «Торпедо».

Мы выходим на берег Сказдона, садимся на скамьи деревянной беседки и делимся впечатлениями. В целом лагерь нам понравился, возможно, мы бы здесь остались, но в следующий раз. А сейчас – надо ехать дальше, горы ждут нас.

Эти хребты нам сулили и радость, и беды,

Издалека звали нас, чтобы мы их прошли.

Эти снега нас не раз приводили к победам,

А иногда приводили от дружбы к любви.

Мы прощаемся с лагерем и идём к машине. Димка выезжает к развилке и спрашивает: «Куда? Налево, направо?». Налево есть только гостиница «Горянка», вернее, то, что от неё осталось. Но друзья мои полны оптимизма и решают посмотреть на «графские развалины».

Мы подъезжаем к мосту, и я «проваливаюсь» в прошлое. Вижу, как моя команда идёт на ночёвки. Они уже перешли мост, оглянулись, чтобы посмотреть на меня, и только Серёга Искандеров упорно идёт вперёд, к нашей очередной вершине. 1991 год, всё ещё впереди, мы молоды и счастливы, в состоянии преодолеть любые невзгоды, ведь у нас есть дружба и команда…

 Переезжаем мост, и на очередном повороте, возле реки, я понимаю, что это то самое место, где мы стояли в 1979 году. Удивительно, насколько цепкая штука – память, я не ожидал, что вспомню это. Выходим из машины. Похоже, здесь когда-то был мост на ту сторону и именно отсюда я в первый раз увидел скалу Монах. Помню, как меня тогда поразила эта нависающая глыба и как я был удивлён, что кроме меня это никого больше не трогало, всех интересовали какие-то бытовые проблемы. Они не видели великолепия вокруг нас.

На дороге стоит предупреждающая табличка, запрещающая проезд и проход, но мы решаем всё-таки доехать до конца дороги. Она кончается у остова бывшей гостиницы «Горянка». В девяностые годы кто-то выкупил её, да так и бросил. Делаю несколько «протокольных» снимков и думаю, что нам пора уезжать. На сегодня хватит впечатлений, надо отдохнуть и расслабиться.

Здесь нам с тобой, победив городские химеры,

Ясный покой приходил и в словах, и в слезах.

Если ж уйдем, то уйдем обязательно с верой,

С верой, что вслед нам помолится старый Монах.

Мы садимся в машину и едем к селению Верхний Цей. Почему туда? Чуть позже я объясню.

Можно было, конечно, поискать место для ночёвки в ущелье, но уж больно тут суетно и слишком много воспоминаний. Надо от этого несколько абстрагироваться и посмотреть на всё со стороны.

(В тексте использованы строки из «Цейской песни» Юрия Визбора.)

Продолжение следует